Имя и фамилия вашего персонажа: Его нарекают и фантомом, и Призраком Оперы, и Ангелом Музыки, и Маэстро. Когда-то его называли чудовищем или Ангелом Рока... а на самом деле все просто. Эрик.

Возраст: 50 лет.

Особые приметы внешности:
Эрик не выглядит достойным противником, но это впечатление обманчиво, оно не раз становилось роковым для тех, кто смел перечить его высочеству Маэстро. Худой, но грация кошки полностью возмещает этот недостаток. Высокий, но ловкость и бесшумная походка позволяет ему оставаться незаметным среди прочих.
Одевается всегда с иголочки, ибо предпочитает одежду дорогую, сидящую идеально. Совершенство во всем... По обыкновению носит замшевые фраки, костюмы-тройки, но неизменным атрибутом внешнего вида Эрика навсегда останется черный плащ, которые обычные дворяне одевают только для поездок в Оперу в пятницу вечером. Эрик живет в Опере, посему нужно одеваться под стать своему родному дитя. Весь его наряд по-настоящему обращает Ангела Музыки в таинственного Призрака Парижской Оперы. Из шляп предпочитает широкополые, которые скрывают его от людских глаз, если шляпы при себе нет, спокойно  воспользуется глубоким капюшоном собственного плаща.
Но что действительно заинтриговывает в этом образе – так это таинственная белоснежная маска, которая скрывает его лицо практически полностью (губы едва различимо видны под ней). Каждый, кто встречал Эрика на своем пути, не раз задавал вопрос: что под ней? А любопытство, как известно, сгубило кошку.
Эрик боится смотреть в зеркало: это его личная фобия с детства. Еще будучи ребенком он увидел там чудовище... Страшный череп вместо лица, тонкая кожа, под которой видны кровеносные сосуды, впалые глазницы, из которых на вас смотрят разноцветные глаза: желтый и зеленый.

Биография:
Пьеса в трех актах.
Жанр: трагедия

Акт первый. Мама.

Рождение Эрика происходила в небольшом, но красивом городке, который все вокруг называли Бошервиль. Мать Эрика, тогда уже вдова, корчась от боли на собственной кровати, вопила практически на всю округу. Рядом суетилась сестра милосердия, а около нее вились две гусыни: служанки, которые скрылись из виду, как только показался младенец. Тишина повисла в доме. Сестра прикрывала рот ладонью, в ужасе глядя на дитя, а мать, не в силах поднять головы, уже считала свое чадо погибшим.
Лучше бы это отродье погибло, - впоследствии считала Мадлен, испуганно пятясь от кроватки с чудовищем, которое отец Мансар нарек в свою честь – Эриком. Мансар же и убедил Мадлен оставить дитя в живых: убийство даже ради благородной цели – страшный грех, а тем более убийство невинного младенца.
Но мысль об убийстве собственного сына никогда не оставляло женщину, а успокоение приносила только собака. Сашу Мадлен любила... во всяком случае, больше, чем Эрика, который  практически никогда не плакал, осознав вероятно, что любой его звук приводит Мадлен в такое состояние, в котором она может придушить несчастное дитя. Он молчал почти постоянно, мать вспоминала о нем только тогда, когда Эрик начинал плакать и просить есть – а это случалось ой как редко.
У матери была подруга – серая мышь Мари Перро, скучная, некрасивая, абсолютно ординарная личность, но при этом самый добрый человек, которого Эрик встречал в своем несчастном детстве. Она, не мать, первая заметила выдающиеся способности мальчика к музицированию. Она настояла на покупке скрипки и спинета. Мадлен была готова купить все, что угодно, лишь бы огородить себя от этого дьявольского отродья, что с самого детства неизменно выходил из комнаты в белой маске, дабы матушку не хватил удар при виде его уродливого лица.
Мадлен всегда запирала его в комнате, когда уходила на службу в церкви. Каждое воскресение, неделя за неделей Эрик глядел ей в спину сквозь оконное стекло и боялся, что однажды мама не вернется.
Строптивый характер начал проявляться лет этак с семи, когда Эрик уже серьезно занимался рисованием, музыкой, зачитывался отцовскими книгами, который был выдающимся архитектором. Зверь проснулся в Эрике, когда у него появился шанс начать настоящую жизнь. К нему приходил учитель – господин Гизо из Школы Изящных Искусств, а отец Мансар разучивал с ним песни церковного хора. Как только Эрик начинал петь, Мадлен буквально сходила с ума: стонала, закрывала уши, кричала на всех, заставляя мальчика замолчать.
Эрик души не чаял в собаке, она заменяла ему до определенного возраста мать, а после он уже и сам мог за собой следить. Но Саша была для него всем... Веру в Бога он потерял сразу после того, как отец Мансар сказал, что Саша не сможет попасть в Рай, потому что у животных нет души. Эрик тогда чуть не заколол священника ножницами, вопил, метался по комнате, точно бес. Окончательно неверие закрепилось в нем после обряда экзорцизма...
Но как же он любил свою маму! Как он рыдал в кровати, когда она отказалась его поцеловать в день рождения, как он звал ее в бреду, после того, как она сунула ему под нос зеркало. А она его ненавидела...
Эрик научился обходиться без материнской любви, и именно тогда он буквально начал сводить с ума свою мать. Он заставил ее быть счастливой с фарфоровой статуэткой, любить пастушка, точно собственного ребенка. Он смотрел, как она с каждым днем становилась счастливее...
Чары развеялись с явлением этого докторишки! Мама постоянно пропадала с ним, а он вселял ей мысли о том, чтобы отправить ее сына в сумасшедший дом! Как же Эрик ненавидел этого напыщенного индюка...
Последней каплей стала смерть Саши от рук этих мальчишек из деревни. Эрик остервенело бросался на них, пытаясь защитить собаку от этих страшных детей, отчего и сам пострадал. Саша умерла.
Эрик сыграл ей реквием.
Эрик лежит в агонии и стонет, а мужчина, тот самый доктор Бари, что ухаживал за Мадлен, сует ему под нос платок с морфием. Мальчик теряет сознание, но недостаточно, чтобы пропустить мимо ушей то, что Бари заберет маму. На рассвете Эрик покидает дом.

Акт второй. Путешествие.

Путь был долгим и изнурительным. Эрик слабел от голода, спал в сырой траве, проходил и дождь и страшный ветер, пока не набрел на цыганский табор. Утащить немного еды ему не стоило ничего, но вот незадача – загляделся на лошадей. Животные подняли шум, на которой сбежались цыгане. Ребенка схватили.
Очнулся Эрик только спустя сутки. Он слепо полз куда-то, пока не ткнулся лбом в железные прутья клетки. Паника, страх, ужас сковали его, а злые мальчишки тыкали его палками, пока Эрик бегал от одной стенки клетки к другой. И – о ужас! – маски на нем нет. Мальчик умоляет вернуть маску и отпустить его, но разве кто послушает его?
Яверт всех разогнал. Яверт, которого Эрик будет сначала бояться, а затем просто ненавидеть. Яверт, который показывал Эрика на ярмарках, точно экзотическое животное. Яверт, которого он безжалостно убьет. Яверт, которого он хладнокровно заколет собственным ножом этого уродливого бродяги.
Заколет и уйдет со спокойной душой.
Помнит Эрик и первую любовь, и названного отца, которым принес только несчастье...
А года идут... Эрик не может больше жить без этих проклятых ярмарок и ездит по всему миру, чтобы показывать свое мастерство. Эрик знаменит по всему миру, люди знают его как великого волшебника. Эти слухи доходят и до персидского шаха, кой посылает за колдуном своего верного слугу – Надира. Мазандеранский дарога после долгих уговоров все-таки получает согласие Эрика отправиться с ним в Персию, чтобы потешить шаха...
За время пути Надир нередко убеждается в полнейшей аморальности поведения этого интересного субъекта, но именно это и привлекает в волшебнике больше всего: он не такой, как все. Он выделяется на фоне всех этих подлиз и подхалимов, с которыми имел честь быть знакомым дарога.
Эрик был в ужасе от этого города, который пропах насквозь грязью и болотами. Бедные грязные районы и ничего особенного в архитектуре! Об этом он и заявил шаху при первой же встрече. Перед аудиенцией Эрик сумел отвернуть от золотого трона целую горсть драгоценных камней, заменив их обычными стекляшками – он вообще очень умело вытягивал все, что плохо лежало. Можно это назвать клептоманией или нет, не знаю, но делал он это ради собственного удовольствия или, иначе говоря, от скуки.
Но особое внимание Эрику уделяла ханум – мать шаха, которая всегда жаждала зрелищ. Ее привлекала жестокость, она окружила себя развратом и не раз делала своему Ангелу Рока грязные намеки, коих мужчина не замечал от слова совсем. Она жаждала от него страшных орудий пыток и казней, она обожала смотреть, как он убивал людей своей изобретательностью и ненавистью к человеческому роду.
Эрик не выдерживал. Параллельно тому, что он должен был развлекать ханум и шаха, он обязан был строить дворец, но на стройке он появлялся редко вопреки собственным желаниям, ибо, как бы не казалось царским особам, он не мог находиться в двух местах одновременно. Раздражение, злоба, ненависть – вот все, что одолевало его все это время.
Но были и светлые моменты: сын Надира Реза – больной и умирающий ребенок – дарил Эрику самую что ни на есть счастливую улыбку и праздные заботы. Волшебник готов был делать самые дорогие подарки для мальчика. Надир же стал настоящим другом для будущего Фантома. Единственным другом.
Дабы подстегнуть жажду крови Эрика ханум подсадила его на гашиш... Самые страшные фантазии пробуждались под действием этого наркотика. Ангел Рока, точно остервенелый, мастерил камеры пыток для нерадивых и тех, кто просто не нравился этой жестокой женщине.
Фантазия Эрика глодала его изнутри. Он просыпался посреди ночи в холодном поту, кричал, царапал себя ногтями, извивался... и только опий, любезно предложенный однажды Надиром, успокоил его бушующую страсть к убийству.
Но дерзость придворного волшебника больше не развлекала ни ханум, ни шаха, а при дворе у Эрика появились враги, которые так и жаждали отправить его в тюрьму. Что ж, ненависть была взаимной. Великого Визиря по его просьбе шах отправил в ссылку, где Эрик вместе с наемниками должен был лишить жизни бывшего фаворита. Он должен был нанести последний удар. Не успел. Визирь скончался.
Мало того, что Эрик сам не смог приложить к этому руку, так еще и смерть не принесла ему успокоения. Глаза жены этого мужчины до сих пор снятся Ангелу Рока...
Последний камень во дворце заложен. Эрик больше не нужен при дворе. Надиру велено лично казнить этого наглеца, но дарога не смеет, помятуя, что Эрик избавил от смертельных мук его единственного сына, и спасает его. Но прежде он взял с него клятву, что Ангел Рока больше никогда не убьет человека ради убийства.

Акт третий. Финальный. Париж.

Париж снова манил Эрика в свои объятия, но на сей раз жилье ему искать пришлось долго. Не раз он менял места обитания, практически не появлялся на людях, жил, точно затворник. Сначала эта жизнь казалась ему счастливой, но потом... потом его стало тянуть в родные края, в Бошервиль. Долго же он давил в себе это желание, но в конце концов подчинился.
Дом, в котором он родился. Дом, в котором он рос. Дом, в котором он был заперт. Вот Эрик стоит перед дверьми и смотрит в  окна, в которых горит свет. Как смеет кто-то здесь жить! Здесь! Ярость, обида, отчаяние. Он готов сжечь дом дотла, но внезапно останавливается. Там могут быть дети... маленькие дети, которые останутся без крова. Ни в чем не повинные детишки... И Эрик стучится, чтобы вручить деньги за право сжечь это страшное напоминание о прежней жизни.
И дверь распахивает маленькая пожилая женщина, столь же серая, что и прежде. Мадмуазель Перро... именно она и ведает Эрику о том, что мать его погибла три дня назад. Эрик не явится на похороны. Он хочет отпустить маму с богом. Он узнает, что она любила его. Все эти годы любила.
Архитектор также узнает в этом доме о том, что завершен конкурс на строительство Оперного театра в Париже. И вновь ярость. Как?! Как он мог пропустить этот конкурс! В бешенстве он пребывал недолго... еще не все потеряно. Еще есть шанс.
Опера так и не была достроена до конца, несмотря на то, что Гарнье и Эрик работали сообща. Началась война, Эрик скрылся в глубинах театра... долгие годы Опера была убежищем для боеприпасов, которые благополучно припрятал мужчина после того, как войска отступили. Театр пережил многое, как и его «отец».
Опера продолжает строиться, и вскоре она поднимается на небывалые высоты. А Эрик продолжает свою затворническую жизнь в роли Призрака Парижской Оперы.

Характер:
Кто когда-либо знал Эрика, тот навеки жалеет об этой встрече. Этот человек несет за собой рок, смерти и разрушение. За ним тянется кровавый шлейф, а руки никогда не отмыть от того, что он совершил. Эрик обладает ужасающей жаждой убийства, ненависть ко всему людскому роду навеки укрепилась в его сознании и, скорее всего, уже ничего не вернет ему веру в добро и справедливость.
Настроение Эрика способно кардинально меняться по любому поводу, будь то погода или чьи-то слишком резкие замечания. Эрик терпеть не может критику, но при этом собственные ошибки замечает практически мгновенно. Умеет признавать поражение, несмотря на то, что ненавидит проигрывать. Но не дай бог вы оскорбите его творение – Эрик злопамятен и страшно мстителен. Обиду таит, даже если вы уже давно забыли об этом инциденте, притом наносит удар в самое неожиданное время.
Эрик абсолютно аморален. Украсть бриллиант или убить человека – запросто. Однако нарушить данное обещание – никогда. Считает, что смертная казнь и убийство человека – одно и тоже, ибо смерть не различается по «способам», именно по этому никогда не покрывался тенью закона, когда убивал людей в Мазандеране.
Эрик умен и сообразителен. Он весьма начитан и любознателен, по крайней мере, раньше так оно и было, однако в последнее время, Фантом все чаще отдается музыке, нежели книгам. Изобретательности этого пытливого ума остается только завидовать. Безумная безудержная фантазия окропила его руки кровью.
Эрик сходит с ума. Он готов идти на крайние меры, чтобы достичь цели. Идти по головам – запросто. Отречься от людей – легко. Он один. Ему никто не нужен. Однако, как бы Призрак не убеждал себя в обратном, он человек и ничто человеческое ему не чуждо. Мужчина умеет любить, страдать и даже плакать, хотя редко кто видит его слезы, полные отчаяния и ненависти к окружающему миру.
Вся натура Призрака Оперы пронизана искусством, но краеугольным камнем всего его творчества навсегда останется музыка.

Род деятельности героя: Архитектор, музыкант, композитор, фокусник, каменщик, актер, отчасти певец, убийца и призрак.

Связь с вами:
600975917

Пробный пост:

Как же глупо выглядело это со стороны! В очередной раз, как и тогда, такой страшный позор. Необходимо немедленно замести следы, чтобы эта девчонка не поведала всей Опере об ошибке Эрика. Призрак готов был рвать на себе волосы, кусать ногти, рычать истошно от ярости на  собственную неуклюжесть. Дьявол, почему именно сейчас его подвела его собственная ловкость!
Эрик мчался сквозь тесный проход к подземному озеру. В который раз он про себя убеждался, что столь частые прогулки по Опере в дневное время суток до добра не доведут. Но что важно: Кристина показала себя на сцене, и ее заметили. А еще она достаточно повеселила своего покровителя, когда поставила эту выскочку из Италии на место!
Это был настоящий триумф его протеже. А после сам он потерпел фиаско.
Эрик нервными движениями отвязывал лодку, чтобы отправиться в путешествие в свой дом на озере. В тишину и покой. В дом, полный торжественного одиночества. В дом, где он может полностью отдать себя музыке.
Но нет! Эта чертова веревка не желает поддаваться!
Призрак действительно был очень раздражен, требовалось для начала просто успокоиться... Мужчина опустился на большой камень на берегу и прикрыл глаза, коснувшись рукой белоснежной маски. Слишком он устал бегать по Опере, прячась от глаз обывателей и зевак. Устал он всю ночь пугать то одну, то другую девицу из кордебалета (нынешней ночью, конечно, попалась рыбка покрупнее – английская дива). Слишком устал...
Хотелось найти упокоение на нежной груди его музы. Окунуться в ее объятия и закрыть глаза. Может быть, даже навсегда. После этого полета души жить будет просто незачем. Смысл будет потерян, разве что... разве что дарить каждое мгновение своей никчемной жизни его богине, его Эвтерпе...
Пока Эрик сидел на камне и мечтал о теплых прикосновениях рук Кристины к его лицу... к его уродливому лицу... он не замечал ничего: не слышал плеска воды, ни шороха чьих-то туфель. Даже если бы его кто-нибудь окликнул, вряд ли Призрак сразу отреагировал. Полностью погруженный в свои мысли, Фантом смотрел в воду в отражение собственной маски.